Глава 9

— Я обязан спросить, что случилось с нашей армией.

— Связь с ними прервана. Это все, что я могу сообщить вам, сенатор, — буркнул Ганс.

— То есть вы не хотите ничего больше нам говорить, хотя и знаете, я так понимаю? — ухмыльнулся Михаил.

Ганс с трудом сдержался, чтобы не послать Михаила подальше или, пуще того, вызвать на поединок и всадить в него пулю.

— Сенатор, дело в том, что с востоком нас связывает одна-единственная телеграфная линия и где-то между станцией Сибирь и рекой Кеннебек ее перерезали, вот и все объяснение. Как только мне станет известно что-нибудь еще, я информирую об этом президента.

— И сенат! — добавил Михаил.

— Как командующий суздальской армией, я подчиняюсь непосредственно президенту и отчитываюсь перед ним, — отрезал Ганс.

— Я уверен, что полковник Кин владеет ситуацией, — обратился к Гансу с дружеской улыбкой сенатор Петра, — По всей вероятности, это какие-то временные неполадки. Может быть, они вызваны грозой. Я слышал, что гроза способна повредить эту телеграфную машину.

— «Временные неполадки!» — фыркнул Александр. — Сначала наша армия кидается сломя голову выручать союзника, который нам триста лет не нужен, а потом с ней случается неизвестно что. Я знал, что амбиции нашего президента ни к чему хорошему не приведут.

— Он прав, — поддержал его Михаил. — Пойдите в любой купеческий квартал и спросите жителей, нравятся ли им эти остроносые торговцы из Рима. Помяните мое слово: эта железнодорожная затея Калина доведет нас всех до погибели. Мы потратили впустую столько труда и средств, которые можно было бы употребить с пользой для всех. С самой войны наш народ ютится в жалких лачугах. Людям нужны жилища, а не железные дороги. Что железная дорога дала нам? Если бы ее не было, мы не отправили бы наших сыновей умирать на войне, до которой нам нет никакого дела. Строительство этой железной дороги разоряет нас, а когда оно будет закончено, тысячи иноземцев ринутся сюда, чтобы вытянуть из нас наши деньги, а мы останемся ни с чем.

— С нашим Михаилом произошла удивительная перемена, раз он так печется о нуждах народа! — саркастически бросил Борис. — Нам нужен Рим! — крикнул он сердито. — У них втрое больше людей, чем у нас. У них есть металлы, без которых не может обойтись наша армия. Нам это нужно на тот случай, если на нас опять нападут Тугары или, не приведи Кесус, какие-нибудь южные орды.

— Сколько можно пугать народ этими выдуманными страшилками? — рассмеялся Михаил. — Наверное, и через десять лет президентская клика будет кормить нас побасенками о тугарской угрозе, которой на самом деле не существует. Тугары давно ушли отсюда, а южные орды обитают в южных краях.

— Джентльмены, прошу простить, что прерываю вас…— холодно вмешался Ганс.

— Подождите, пока мы закончим, — отрезал Михаил.

— Видите ли, меня ждут другие дела. Полагаю, по крайней мере некоторые из членов данного священного государственного органа понимают это.

— Можете отправляться по своим делам, раз они так неотложны, — отмахнулся от него Михаил, как от надоедливой мухи.

Внутренне кипя, Ганс поднялся и крупными шагами вышел из зала.

В дверях его поджидал О’Дональд.

— Калин хочет срочно видеть тебя, — прошептал он, схватив Ганса за руку.

Офицеры маршировали по коридору с такими суровыми лицами, что все встречные спешили уступить им дорогу, а за их спиной слышалось встревоженное шушуканье. Войдя вслед за Гансом в приемную президента, О’Дональд захлопнул за собой дверь.

— Только что пришла телеграмма, — сказал артиллерист. — Калин хочет показать ее тебе. — Он без стука открыл дверь президентского кабинета и объявил: — Вот он.

Калин, сидевший за письменным столом, мрачно взглянул на них. В углу стояла Кэтлин, черты ее лица обострились.

— Кэтлин, дорогая, — обратился к ней О’Дональд, — ты зря расхаживаешь повсюду и расстраиваешь себя понапрасну. Полковник этого не одобрил бы.

— Прекрати, глупый ирландец. Я вполне в состоянии расхаживать там, где мне вздумается.

— Ха, «глупый ирландец»! — усмехнулся О’Дональд. — Интересно, а кто это носил фамилию О’Рэйли прежде, чем стать мадам Кин?

— Успокойтесь, пожалуйста, оба, — вмешался Калин, вставая из-за стола.

Кэтлин бросила на О’Дональда сердитый взгляд, тот в ответ подмигнул ей.

— Если у вас все, — обратился к ним Калин, — то мне хотелось бы услышать мнение Ганса по поводу этого сообщения. — Он протянул Гансу листок бумаги.

— Это фальшивка, — не задумываясь кинул Ганс, пробежав глазами текст телеграммы.

— Почему ты так думаешь?

— Не могу поверить, чтобы Эндрю так легко попался в ловушку, как тут говорится, и сразу погиб вместе со всей армией.

— Оператор говорит, что телеграмма начинается и заканчивается паролем, о котором мы договаривались. — Значит, они перехватили одну из телеграмм и выяснили пароль. Я знаю Эндрю. Бой может увлечь его до самозабвения, но он никогда не теряет головы, — произнес Ганс с гордостью.

— «Армия Кина попала в засаду и разгромлена», — вслух прочитал О’Дональд. — Чушь собачья. Прошу прощения, мадам, — тут же добавил он.

— Не за что, я вполне согласна с этим, — ответила Кэтлин, однако в голосе ее явственно слышался страх.

О’Дональд виновато посмотрел на нее:

— Кэтлин, если бы я знал, что написано в этой телеграмме, то ни за что не стал бы так глупо шутить, честное слово.

Кэтлин подошла к Пэту и положила руку ему на плечо. Калин обеспокоено смотрел на нее. Он пригласил ее сюда, чтобы Ганс в ее присутствии опроверг это лживое сообщение, — он был заранее уверен, что тот так и сделает. Но лицо ее было слишком бледным, с почти прозрачной кожей.

— Кэтлин, дорогая, — проговорил О’Дональд, — сядь, пожалуйста.

Она устало кивнула, и Пэт, подведя ее к стулу, неожиданно для всех легко поцеловал ее в лоб и взял ее руку в свою.

— Он самый живучий из всех нас, — сказал он, выдавив из себя улыбку.

— Я разговаривал с нашим телеграфистом, — сказал Калин. — Он говорит, что рука ему незнакома. Я, правда, не совсем понимаю, что это значит.

— Сигналы, посылаемые по телеграфу разными людьми, чуть-чуть отличаются друг от друга, — пояснил О’Дональд. — Опытный оператор это чувствует.

— Тогда какой смысл посылать фальшивую телеграмму, если обман так легко разоблачить? — спросил Калин.

— Ну, может быть, они думали, что мы клюнем на эту удочку, — сказал Ганс.

— Вряд ли, — возразил О’Дональд. — Кромвель все-таки не такой дурак.

— В одном он, по крайней мере, сглупил, — отозвался Ганс. — Он дал понять, что они захватили мост и отрезали нашу армию, а это значит, что наши не могли связаться с нами.

— Операция сама по себе блестящая, — прокомментировал Калин, подходя к висящей на стене карте. — Они перекрыли путь в двухстах милях позади армии. — Он провел по карте пальцем в сторону Рима.

— На месте Эндрю, — сказал Ганс, подойдя к Калину, — я сделал бы только одно: дошел бы, несмотря ни на что, до Рима. Тогда у нас в руках был бы по крайней мере этот опорный пункт.

— Но это увело бы его еще дальше от нас, — возразил Калин, спокойно глядя на Ганса и проведя пальцем вдоль берега Внутреннего моря до Суздаля. — Мы здесь практически беззащитны, — прошептал он.

— Чтоб этой гадине сдохнуть! — взорвался Ганс. — Было понятно с самого начала, что он может добраться до нас на своих судах этим путем. Но мы с Эндрю полагали, что в любой момент вернем войска по железной дороге, если он действительно попытается это сделать. Нам и в голову не приходило, что он взорвет мост, Мы ожидали, что он перережет путь перед нашей армией, но не позади нее!

— А сколько времени им потребуется, чтобы дойти сюда морем? — спросила Кэтлин.

— Четыре-пять дней, даже при встречном ветре.

— Пятидюймовки, — мрачно протянул О’Дональд. — Они встанут на недосягаемом для нас расстоянии и в первый же день превратят городскую стену в решето. Это будет избиение младенцев. Наша армия отрезана, и они могут высадить тут какие угодно силы практически беспрепятственно.